«Победить даже тогда, когда против тебя все» – таков девиз отряда спецназа ГРУ «Боевой дракон». Этот отряд – словно кость в горле у чеченских боевиков. Именно против него они затеяли грязную провокацию, обрядив банду отморозков-наемников в форму «драконов», бесчинствующих в мирных селах. И они своего добились: настоящим «драконам» приходится скрываться в горах – «против тебя все», в том числе и закон. Ясно, что, кроме самих бойцов и их командира, никто не добьется справедливости. Значит, надо взять своих «двойников» и предъявить их общественности. Задачка не из легких: эти звери будут драться до последнего…

Сергей Самаров
Дао воина

«Умереть достойно умеет каждый человек, вокруг которого умирают часто…
Умереть красиво – удел сильных духом…
А победить, тогда, когда красиво умирают другие, – значит выполнить Дао Дракона…
Победить даже тогда, когда против тебя все…»
Так написано на стене в казарме отдельного отряда спецназа ГРУ «Боевой дракон»…
Написано не на плакате, а прямо на стене красным планшетным карандашом, крупными печатными буквами… Кто-то из солдат написал.

ПРОЛОГ
1

Очередное заседание парламентской ассамблеи Совета Европы затянулось надолго, вопреки обычной и часто хвалимой европейской пунктуальности, что заставило понервничать поваров и официантов ближайших ресторанов, где депутаты Европарламента обычно с удовольствием обедают. Так уж здесь повелось, что депутаты всегда делают заказ на предстоящий обед загодя, иногда даже за несколько дней, и не любят ждать, когда им приготовят. И, скорее всего, не из-за привередливости избалованных цивилизацией людей, а из-за самомнения. Как всякие парламентарии, они считают свою болтовню на заседаниях серьезным делом, способным кардинальным образом решить многие судьбы, следовательно, и себя мнят людьми чрезвычайно важными и занятыми. Что касается нервозности поваров и официантов, то в приличных европейских заведениях не принято подавать на стол остывшие или подогретые блюда, какими их обычно подают в ресторанах и в кафе российских.

Но все неприятности такого плана, как длительная задержка, известно, имеют обыкновение подходить к концу. И данное правило исключений не имеет. То же самое случилось с задержкой нынешней. Срок ее вышел. Поток парламентариев устремился к дверям.

Небольшого роста лысый человек с сердитым брезгливым взглядом вышел из зала заседаний одним из первых. Он очень торопился. Похоже было, что человек основательно проголодался. На широкой лестнице, украшенной сбоку от перил хрустальными светильниками, он вынужденно остановился и долго с вдохновением чихал в необъятных размеров носовой платок.

– Вам бы, лорд, следовало больше заботиться о своем здоровье, а то, чего доброго, сорвутся многие проекты мирового масштаба… – с едва заметной издевкой сказал проходивший мимо один из аккредитованных при ПАСЕ журналистов.

Журналисты между собой так и зовут лорда Джаккоба «хроническим насморком», знают его любовь к публичному чиханию и не упускают случая, чтобы посмеяться над пожилым и недобрым человеком, не жалующим прессу, за исключением, естественно, тех случаев, когда он вынужден оплачивать необходимые ему статьи. Журналисты тоже любят хорошо зарабатывать, а большинство статей о работе ПАСЕ, и особенно статьи, вынуждающие ПАСЕ принять какое-то очередное решение или хотя бы срочно обсудить для кого-то нужный вопрос, традиционно оплачивается из чьего-то конкретного кармана.

Лорд Джаккоб бросил на журналиста один из своих самых недобрых взглядов, чихнул на прощание громче обычного, убрал в карман платок и заспешил дальше. На высоком пороге он глубоко вдохнул чистого воздуха – было душно, – и также торопливо направился через площадь к выходу в боковую улицу.

Машиной во время сессии лорд не пользовался. Да и к чему здесь машина, когда до гостиницы «Оскар» пройти всего-то двести метров. Перейти эту самую площадь, свернуть за угол и дойти до следующего тихого перекрестка…

* * *

Маленькое кафе на углу. Бордовые с ворсистой бахромой абажуры даже утром создают эффект мягкого среднеевропейского заката. Особенно если сидишь в глубине зала. Первый этаж кафе имеет со стороны фасада не стены, а колонны, соединенные между собой стеклами. Раньше здесь была ротонда, но хозяин, в соответствии со своими вкусами, решил превратить ее в закрытый зал, и вставил эти стекла. Витрина, одним словом, а не стена, но колонны завешаны шторами, и это создает уют. Кафе наполовину заполнено, звучит тихая музыка, слышен гул голосов. Посетители, в основном, друг с другом знакомы. Это постояльцы гостиницы «Оскар», расположенной по другую сторону перекрестка. А кофры с фотоаппаратурой, выставленные рядом со стульями, указывают на профессию завсегдатаев кафе. Журналисты говорят на разных языках, но и общий язык один с другим находят традиционно легко. Схожие интересы давно научили их находить взаимопонимание даже при самом чудовищном произношении простейших слов и общеупотребимых обиходных оборотов.

Только два посетителя – люди типичной восточной наружности, бородатые, высокие, статные, средних лет, с недобрыми глазами под сросшимися бровями – держатся особняком и заметно нервничают. Пьют уже по третьей чашке кофе и смотрят в окно почти безотрывно. Любому понятно, что они кого-то поджидают. Наконец, на противоположной стороне улицы показывается маленький лорд Джаккоб. Нервные посетители оживляются, провожают его взглядами до вертящихся дверей и после этого делают знак официанту, что желают расплатиться…

Официант, давно привыкший иметь дело с людьми, которым порой срочно необходимо убегать, не заставляет себя ждать долго. Не дожидаясь сдачи, посетители восточной наружности сразу поднимаются и выходят, не чувствуя, что к ним привлечено общее внимание.

– Так-так-так… Опять… Полагаю, надо ждать новостей… «Хроническому насморку» что-то привезли… – сказал один из журналистов другому, кивая на улицу за стеклом.

– Что-то произошло или происходит в Чечне… – добавил второй.

– Или что-то произойдет… – сделал собственный вывод третий. – «Хронический насморк» знает о чеченских делах раньше, чем они начинаются. Такое впечатление, что он сам их готовит… И это уже не в первый раз…

– Интересный подход к сути вопроса, хотя и не новый, – с ехидцей в голосе заявил четвертый, и со стуком поставил на стол пустую бутылку из-под пива. На донышке бутылки всколыхнулась пена. – По-моему, ты просто повторяешь то же самое, что говорят с трибуны представители России. Можно было бы и что-то свое придумать…

– А кто тебе сказал, что они говорят неправду, а «хронический насморк» всегда прав? Не сам ли «хронический насморк», когда расплачивался с тобой за очередной материал?

– Не будем ссориться… – миролюбиво сказал первый, и, как рефери на ринге, развел ладони в стороны, будто оттолкнул одного журналиста от другого.

* * *

Как оказалось, спешил лорд Джаккоб вовсе не за обеденный стол, а к себе в гостиничный номер, где, оказавшись в одиночестве, прочихался от всей души. Едва лорд Джаккоб вытер платком нос, раздался телефонный звонок. Оказалось, Джаккоба беспокоил мрачный, как сам постоялец, портье. Он сообщил, что к лорду прибыли гости.

– Вы спуститесь или позволить им подняться к вам?

– Да, я их жду, пропустите…

Через минуту раздался стук в дверь. Лорд потянул за дверную ручку и впустил гостей. Он постарался не чихать, для чего активно пошевелил носом, сдерживая жгучее и такое привычное желание смачно чихнуть.

Гости поприветствовали хозяина уважительно, с традиционным вежливым восточным поклоном, приложив правую руку к сердцу.

– Вы задержались… – сказал один из них недовольно, демонстрируя, что быть вежливым – еще не значит подчиняться.

– Утренняя сессия затянулась. Вопрос стоял такой, что вызвал разброс мнений… – сердитый лорд словно даже извинялся, чего от него не все могли бы ожидать.

– Это нас волнует мало. Мы договорились с вами на определенное время. А наше положение обязывает нас сидеть в тени, не показываясь на глаза полиции. Но мы вынуждены были дожидаться вас в кафе напротив, восседая рядом с журналистами, среди которых всегда полно агентов Интерпола…

Лорд вздохнул. Он не привык, чтобы с ним разговаривали так агрессивно, но возразить ему оказалось нечем, поскольку он и сам прекрасно понимал, насколько гости правы, и, заботясь о собственной безопасности, они одновременно, заботятся о репутации и самого лорда.

– Ладно, приступим к делу, – устало сказал лорд Джаккоб. – Когда будут готовы материалы для прессы? И… Сейчас это очень важно… Вопрос финансирования…

– Деньги мы привезли. Сто тысяч долларов…

– Этой суммы хватит только для начала кампании. Впрочем, ее продолжение во многом будет раскручиваться автоматически и не потребует крупных влияний… – Лорд резко вытащил платок из кармана, задумался, пошевелил носом, соображая, чихнет ли он или сможет переждать, решился – сможет переждать, и спрятал платок. – Но мне нужны конкретные сроки, чтобы загодя начать подготовку общественного мнения…

– Мы думаем, что месяца нам хватит. К сожалению, пока не хватает людей.

– Целый месяц! Это слишком долго… Если мы начнем кампанию сейчас, наш выстрел окажется холостым. Я бы попросил вас поторопиться. Отребья везде много… Вы можете набрать людей даже в Европе. Среди боевиков местной русской мафии.

– Если бы было можно, мы давно уже набрали бы… Нам нужны не просто боевики, а специалисты, способные сыграть отводимую им роль!

– Да уж, роль нужно сыграть хорошо! И все же – я попросил бы вас поторопиться…

– А мы попросили бы вас еще об одной услуге… Когда будут определены конкретные сроки, вы должны быть со своей комиссией в России, чтобы случайно оказаться рядом с местом событий. Вы можете, например, проехаться по лагерям беженцев в Ингушетии… И обязательно имейте под рукой журналистов… Побольше…

– Это не вопрос… Журналисты будут.

– Тогда мы договоримся…

* * *

Посетители лорда вышли из гостиницы, неторопливо осмотрелись, обменялись парой слов и направились по улице в разные стороны. На противоположной стороне, рассматривая их, остановился вышедший из кафе один из тех журналистов, кто обсуждал визитеров «хронического насморка». Фотоаппарат в его опущенной руке несколько раз едва слышно щелкнул.

– Будем знакомы… – с довольной улыбкой пробубнил журналист себе под нос… – На сей раз Лион останется доволен…

2

Дверь поскрипывает на ветру. Нудно и беспорядочно. Противный скрип раздражает…

Дом не жилой, а какой-то сарай, и, скорее всего, использовался он раньше для содержания скота. Стены выложены из слоистого, с прожилками слюды природного камня, почти не обработанного, а просто подобранного по размеру, и вместо обычного раствора при кладке здесь использовалась глина, со временем и дождями вымытая, и ветрами выветренная – камни пошатываются, и любой угол может быть без проблем выворочен добрым ударом ноги. Пол в сарае земляной, плотно утоптанный. Сейчас здесь навоз вычищен, и пол, присыпанный свежими опилками, утрамбован и ничем не напоминает о бывших жителях помещения, но неистребимый запах навоза остался здесь, кажется, навсегда. Впрочем, к этому запаху привыкаешь быстро и перестаешь его замечать. А расположили в сарае людей, похоже, неприхотливых, которые туалетную воду используют нечасто, а что касается воды питьевой, то им не нужны новомодные фильтры и вода из чистого ручья, что бежит, журча, неподалеку, вполне устраивает их. Более того, и воду они иной раз заменяют водкой, о чем свидетельствует большое количество пустых бутылок, валявшихся во дворе и на территории вокруг него…

Если судить по тому, что все одеты в камуфлированную форму, можно подумать, что люди эти или солдаты, или боевики, которые у всех на слуху, но которых официально здесь, на приграничной территории Грузии, населенной чеченцами, не существует. Тем не менее оружия у людей нет.

Впрочем, люди с оружием тоже имеются. Они имеются и в жилом доме, закрытом для тех, кто живет в сарае… Имеются вокруг этого дома… Один из таких вооруженных людей, тоже одетый в «камуфляжку», сидит посреди двора около костра, привычно поджав под себя ноги и зажав между коленей автомат, уставленный стволом в чистое, без облачка небо. Человек то ли смотрит в огонь и о чем-то думает, то ли просто спит с открытыми глазами. Спать с открытыми глазами некоторые люди умеют так, что со стороны никто не подумает, будто они спят.

Однако на изменившийся скрип двери сарая человек сразу поднимает голову, и правая рука его привычно перехватывает автомат так, чтобы при необходимости можно было бы использовать его по прямому назначению.

Из сарая в ночной мрак выходит человек, держа в руке пустую бутылку из-под водки. Он со злобой швыряет бутылку через забор, тоже сложенный из природного, как и стены сарая, камня, и трет виски ладонями – голова болит, словно ее раздирают на части, затем идет к костру неверной походкой. Ноги человека слушаются плохо. Часовой у огня смотрит на него с недоброжелательностью и легким презрением.

– Похмелиться дай! – грубо требует вышедший у часового.

– Утро будет, дадут… – с сильным акцентом отвечает тот.

– Сдохну до утра…

– Вода пей… – кивок на глиняный кувшин.

Человек зло мотает головой, морщится, садится на камень рядом с часовым и пьет из кувшина, стоящего тут же. Пьет, впрочем, недолго. Вода ледяная, из ручья, питаемого ледниками. Она перехватывает горло, тяжелым зубилом вламывается в зубы. Кувшин ставится на землю, и руки тянутся к костру – погреть озябшие пальцы. Но костер уже почти прогорел, только слабые красно-желтые язычки пламени тянутся кверху из багрово-черных углей. И человек подбрасывает в костер пару новых поленьев и небольшую охапку хвороста. Для себя выбирает щепку короткую и не слишком толстую, чтобы угли перемешать. Внешне щепка напоминает нож. Перемешивает. Но щепка слишком коротка, и жар обжигает руки. Не выпуская щепку из руки, человек потирает второй рукой опаленную кисть, смотрит на часового, с презрением поглядывающего на него, и тут же молниеносно бьет щепкой прямо в глаз, глубоко вгоняя острый обломок дерева в голову, прямо в мозг.

Часовой не успевает произнести ни звука и падает головой прямо на протянутую руку. Рука убирается, вторая рука перехватывает автомат, тянет его на себя, а часовой мертвым падает лицом в костер, и тонкая щепка, торчащая из глаза, сразу занимается пламенем. Противно пахнет и потрескивает громче углей паленая борода.

Человек поднимается, коротко и с опаской оглядывается и быстро, в три скачка, подскакивает к каменному забору. Теперь его движения легки и выверены. Куда только испарилась пьяная неверная походка, что только минуту назад вызывала презрение у часового… Забор пробуется рукой на прочность. Рука опирается на него, легкий прыжок, свидетельствующий о том, что человек находится в неплохой спортивной форме, и быстрый, беззвучный спуск по темному, поросшему кустами склону.

Со стороны хорошо видно, что передвигаться неслышно человек умеет, и прекрасно умеет прятаться, используя каждый куст, каждый валун, каждую неровность склона. Движения его легки, просчитаны и отточены. Тропы, сбегающей вниз зигзагом, он старательно избегает, только дважды пересекая ее в местах, где она прикрыта со всех сторон кустами. Ближе к низине, где журчит быстрый ручей, кусты становятся гуще, местами вообще кажутся непроходимыми, но это впечатление обманчиво. Человек умеет хорошо передвигаться по такой местности. А камуфлированная форма делает его вообще невидимым со стороны. Около ручья он залегает под кустом, в пяти метрах от тропы, подходящей к камням, уложенным через ручей так, чтобы можно было перейти его, не замочив ноги, ступая с одного камня на другой.

Человек ждет чего-то, напряженно слушает и вглядывается в окружающий сумрак…

Небо над горным хребтом, уходящим на восток ломаной линией, начинает светлеть, и сама линия вершины хребта очерчивается более четким серовато-розовым контуром. Казалось бы, после происшедшего наверху, во дворе, где остался догорать костер и где остался лежать труп, человеку следует поторопиться и постараться уйти как можно дальше от места происшествия. Но он уходить не торопится. И, как оказывается, ждет не напрасно…

Сверху раздаются крики. Понятно, что убитого обнаружили. Раздается одинокая автоматная очередь. Не прицельная – для прицельной она слишком длинная. Сигнальная! Тревожная! Человек у ручья слушает, но голову не поворачивает. Происходящее ожидаемо. Для него самого гораздо важнее услышать или увидеть другое. И он видит и слышит. Сначала голос. Говорят по-чеченски, язык незнакомый, и потому слова разобрать человек не старается, но он ухмыляется, когда раздается отборный русский мат, хорошо им понимаемый. А потом он видит и бородатого боевика, который встает, держа возле уха трубку переговорного устройства, и осматривается. И рядом сразу же встает другой боевик, тоже осматривается. Они всего-то в пяти метрах на другом берегу ручья. Но не слышали, как он подошел к ним так близко. Он тоже не слышал их, но знал, что они должны здесь оказаться. Он был уверен в этом, потому и лежал так долго. Опыт помог правильно определить ситуацию и вычислить месторасположение предполагаемого поста.

Медленно поднимается автоматный ствол, щелкает, опускаясь, предохранитель, и сразу же звучат две короткие очереди.

Пусть свободен… Не забыть бы только забрать с поста запасные рожки к автомату. Патроны могут еще сгодиться…

* * *

Теперь – вперед… Нужно как можно быстрее идти, перемежая быстрый шаг с легким бегом, не забывая про осторожность, потому что места здесь опасные, и не только из-за присутствия боевиков. Сами местные чеченцы не менее опасны, чем боевики. Такую же угрозу представляют собой и грузинские пограничники, давно и прочно боевиками купленные и повязанные.

Вперед и вперед… Как можно быстрее и как можно дальше…

Вернее, назад… Туда, откуда его привезли… Вперед – это в Россию, через места, где боевиков сразу за границей еще больше, и неизвестно, когда доберешься до русских… И непонятно, сможешь ли выйти на российских пограничников… Более того, неизвестно, как пограничники тебя встретят и чем «согреют»… А в обратную сторону путь знаком, и, если добраться почти через всю невеликую по размеру Грузию до Поти, есть возможность спрятаться…

3

– И какого хрена этому козлу надо?

Вопрос звучит в меру агрессивно.

– А только сам хрен это и знает… Что-то насчет твоего сына, я понял, сказать хочет… Так сказал… И твое уж дело – решать…

– Насчет сына? – Саня Саблин, человек с ледяным взглядом, соответствующим его кличке Эсэсовец, или просто Саня Эсэс, усмехнулся и почесал несколько дней небритый подбородок. – Я сам сына в последний раз видел восемь лет назад. Он тогда в школу пошел, а меня во второй раз «закрыли»… Когда ты этого козла снова увидишь?

Собеседник пожимает плечами.

– Домой вечером пойду, забегу по-соседски…

– Скажи, завтра и я загляну. С самого утра. Пусть ждет…

– Ну-ну… Не рано тебе выползать?.. Может, его сюда приволочь?

– Надоело все… Не выползу, сдохну здесь от тоски…

Собеседник выдерживает долгую паузу, мычанием показывая, что он раздумывает.

– Меня еще один вопрос волнует… Откуда он про тебя знает? Может, сразу и «зарыть» его, чтоб вопросов не возникало?..

– «Зарыть» всегда успеем… А откуда знает… Мне и самому это интересно… Может, это он и есть?..

Саня не договорил, кого он имеет в виду. Собеседник понял его и без того, потому что возникший вопрос беспокоит их уже несколько дней…

История с Эсэсовцем приключилась, в самом деле, странная. Соло на барабанах среди церковного хора, а не история… Саня раньше думал, что такое только в кино бывает. Он ведь мысленно уже приготовился к тому, чтобы отбывать свой очередной срок по полной программе, и теперь уже не по «хулиганке», как дважды раньше отбывал – сначала в армии, когда, через неделю после возвращения отдельного батальона спецназа ГРУ из Афганистана и за месяц до дембеля в увольнении избил двух гражданских. Потом уже на «гражданке», когда по пьянке подрался… Теперь же он пошел по статье серьезной, «за убийство при отягчающих обстоятельствах в составе организованного преступного сообщества». Идущему по такой статье на скорое освобождение надеяться не приходилось. Следствие тянулось полгода, суд – еще пару месяцев, и конца ему пока видно не было, а СИЗО[1] уже осточертело до тошноты, и хотелось скорейшего окончания нервотрепки и отправки в «зону», пусть и «строгую», которой он раньше «не нюхал». Он очень устал от следствия и суда, появилась апатия и равнодушие к своей судьбе.

И вдруг – такое дело… Очень неожиданное и непонятное, потому что Саня Эсэс никогда не считал себя серьезной фигурой в уголовном мире, которая может кого-то по большому счету заинтересовать и кому-то влиятельному понадобиться. Он даже авторитетом себя не считал, хотя среди друзей пользовался славой отчаянного человека и сам знал, что всегда был способным на Поступок… Именно с большой буквы. Это подразумевает, что он может решиться на то, на что не решаются другие. И тем не менее… В уголовной среде свои понятия. Обыкновенный «баклан»[2] и в убийство влез по чистой случайности, благодаря все той же своей решительности и отчаянности, а остальное уже следаки накрутили… Однако кого-то он заинтересовал и кому-то понадобился. Вот только кому и зачем… Этого Эсэсовец не знал, но был уверен – человек мало влиятельный и небогатый никогда не сможет организовать все так, как было организовано в его случае.

…Два «вертухая»,[3] что привезли его в суд на очередное заседание, остановились в коридоре на первом этаже большого здания суда перед боковой лестницей. Людей видно не было. Один отвернулся, присматривая за самой лестницей и коридором, настороженно вслушиваясь, а второй протянул Эсэсовцу короткий, тяжелый, очень острый нож, завернутый в грязную тряпку, чтобы на ноже его отпечатков пальцев не оставалось.

– Короче, парень, бьешь меня сюда… – палец показал на ребра в левом боку и даже обозначил направление удара. – Чтобы вскользь, непроникающее… Смотри осторожнее, у меня детишки мал мала меньше и все жрать, падлы, каждый день просят… А потом его, – теперь палец показал на затылок второго, отвернувшегося, – рукояткой по голове. Но не сильно, только чтобы кожу рассечь, и кровь за шиворот пустить…

– Чего? – напрягшись, не сразу врубился в ситуацию Эсэсовец.

– Слухай дальше внимательно… Выскакиваешь, значит, не через заднюю дверь, а через парадный вход. По улице идешь спокойно – поворачиваешь направо, идешь… до угла, за ним тебя ждет синяя «пятерка». Ключи в замке. Едешь вот по этому адресу. Там тебя ждут, – конвоир протянул бумажку, которую Саня сразу же зажал в кулаке левой руки, а правой взял нож. – Шуруй… Только не перестарайся…

И «вертухай» быстрым привычным движением снял с Эсэсовца наручники.

От растерянности Саня Эсэс и правда слегка перестарался. Первого ткнул, как просили, аккуратно, и тот сразу осел, закатив наглые козлячьи глаза. А вот второму, так и не повернувшемуся, нанес добротный полновесный удар, как когда-то учили во времена срочной службы в спецназе ГРУ. В Афгане навыки наносить удар по затылку пригодились… Часового тогда снимал с единственным звуком – треском черепа… И сейчас вложил в удар всю свою накопившуюся злость…

Дальше действовал так, как инструктировал «вертухай». Правда, сначала вытер окровавленную руку о мундир второго конвоира, чтобы окровавленная ладонь не бросалась в глаза прохожим. Потом спокойно, без суеты пошел по коридору. И даже таблички на дверях с улыбкой перечитал.

Вот и выход!..

Полная свобода! Такая желанная, но недавно еще казавшаяся чем-то настолько далеким, что о ней даже не мечталось… Саня Эсэс спустился с крыльца, осмотрелся и неторопливо пошел по улице. Демонстративно лениво зевнул пару раз, и даже потянулся. Обещанная «пятерка» действительно стояла за углом. Он открыл дверцу и сел за руль. Тугая коробка передач все же послушалась, слегка проскрипело сцепление, и машина тронулась. Саня на ходу глянул в бумажку, где был написан адрес, сам адрес запомнил, а бумажку выбросил в окно. Улика…

Все пошло так, как должно было идти. В Эсэсовце проснулась былая энергия, апатия ушла бесследно, и голова заработала четко и ясно. Сразу встал и вопрос, которые не возникли в момент освобождения: «Во что его ввязали? Кто и зачем взялся обеспечить такой рискованный побег? Какой смысл в этом побеге? Какую цель преследует организатор?» Знать бы сразу, может, не стоило бы тогда и ввязываться… Но раз уж ввязался… Подсказка должна была прийти после визита по указанному адресу. И Саня уже подъехал было к нужному дому, однако во двор так и не заехал, остановился у бордюра, раздумывая.

Подумать есть о чем!

Тот, кто взял на себя организацию такого серьезного дела, как побег из-под охраны, может так действовать только в случае, если желает втянуть Эсэсовца в какое-то более серьезное, чем он натворил, дело. Но нужно ли лезть в него Сане? Ответ пришел сразу – лучше быть одиночкой в розыске, чем крутым парнем на чужом прицеле…

И тогда он, развернув машину, отправился в отдаленный заводской район к хорошему знакомому, который обязательно спрячет, давая возможность отлежаться на время поиска. Тот и спрятал. Даже совершенно «чистую» квартирку подыскал – через пару кварталов от своего дома, поскольку у него самого дома жена, дети и старушка-мать, которым все не объяснишь…

Этот вот знакомый и принес весть – к нему обратился сосед по гаражу – чечен, живущий неподалеку, он просил Эсэсовца заглянуть к нему и отведать чеченское угощение… Пообещал накрыть хороший стол…

* * *

Весь день Санька Эсэс лежал и думал. От этих раздумий у него распухла голова. Появление чечена, который им интересуется, его не обрадовало. С чеченами связываться – себе дороже… Но откуда этот чечен узнал о местопребывании Саньки и откуда он может что-то знать о его сыне?.. Скорее всего, подсказывала логика, он причастен к организации побега. Должно быть, за той синей «пятеркой», на которой Эсэсовец уехал от здания суда, следили. И вычислили местонахождение. Санька явно «прокололся», не усмотрев за собой слежку. Он даже не высматривал ее, ни разу не «проверился», хотя сам всегда хвастался, что он служил в спецназе ГРУ и может все, что положено мочь армейскому разведчику. Конечно, он немножко хвастался, потому что солдат далеко не все может, что может, скажем, кадровый офицер-спецназовец, но тоже умеет немало…

Вопросов было много. Чтобы получить на них ответы, Эсэсовец решил встретиться с тем самым чеченом.

* * *

Дальше все стало происходить так же быстро, как и начиналось…

Утром Санька вышел из квартиры, где спрятался, и немного побродил по улицам, присматриваясь к прохожим и привыкая к поведению человека, которого разыскивают все ищейки города. И даже не только к этому. Необходимо было заново привыкать к многолюдью. А заодно и проверить, есть ли «хвост». Потом остановил первую попавшуюся машину и поехал по нужному адресу. Приняли его не с распростертыми объятиями, и без накрытого стола, и сразу же сообщили новость – вчера в госпитале простился с жизнью тот «вертухай», которому Эсэсовец приложился к затылку рукояткой ножа. И самое меньшее, на что ему теперь приходится рассчитывать, – пожизненное заключение. Причем под надзором тех же самых «вертухаев», коллег погибшего…

– Не верю… – спокойно возразил Санька, хотя внутри почувствовал холодок, пробежавший даже не по телу, а по внутренностям. – Я аккуратно бил… Только на отключку…

– Квалификацию, наверное, слегка растерял…

Убеждать активно его не стали. Просто протянули клочок бумаги типа того, что давал ему «вертухай» в момент побега. Листок из школьной тетрадки в клетку. Только тогда на бумажке был написан адрес, а теперь телефонный номер и фамилия.

– Звони в приемный покой госпиталя. Спроси сам, как самочувствие больного…

Санька позвонил. Ответил ему равнодушный и хронически сонный женский голос:

– А кто спрашивает?

– Товарищ по службе…

– Товарищ… – теперь в голосе прозвучало откровенное неодобрение. – Родственникам помогите… Больной умер…

И тогда Эсэсовец понял, что стоит на самом краю пропасти, покачивается, рискуя каждую секунду свалиться, и единственная рука, за которую он может ухватиться, протянута ему чеченцами. И он протянул свою руку навстречу.

– Какого хрена от меня надо?

– Надо поехать в Грузию. Курортные, понимаешь, места…

– Пусть так… Я люблю отдыхать там, где меня не ищут… Что придется делать на курорте, я думаю, вы мне до конца не расскажете?

– Нет, не расскажем…

– Ясно. А что ты мне хотел про сына сообщить?

– Твоя бывшая жена неудачно вышла замуж. Сначала ничего, жила, потом мужик пить начал… И сына твоего бьет… Жалко пацана…

Эсэсовец хмыкнул.

– Мне надо разобраться… Где их искать?

– Мы сами разберемся. Нам надо, чтобы ты был спокоен и деловит…

Вот так… Чтобы и благодарным остался за заботу о потомстве, до которого ему дела по большому счету нет…

– Спасибо… Но еще раз вернемся к вопросу о поездке… В общих чертах… Что я должен буду делать в Грузии?

– У нас там не хватает серьезных и решительных ребят с военной подготовкой, которые помогают решить некоторые внутренние разногласия. Кроме тебя там будут и другие, тебе подобные… Может быть, кого-то из них ты даже знаешь… Около взвода наберется…

– А почему сами не можете уладить разногласия? Зачем вам нужны русские? Вам же нужны, как я понял, именно русские?

– Правильно мыслишь… Именно русские… А сами не можем, уладить – тейповые[4] связи мешают, каждый кому-то родственник.

Эсэсовец долго думать не привык.

– Когда едем?

– Скоро. А теперь, чтобы помочь и нам, и себе, напряги память… Мы знаем, что у тебя отличная память. Ты знаешь еще кого-то из спецназовцев, кто прошел твой путь… Через «зону», с последующими неприятностями…

– Отчего же не знать. Навскидку… Мой бывший командир взвода. Его еще в Афгане «закрыли». Дым Дымыч Сохатый. Дмитрий Дмитриевич Лосев – на самом деле.

– Чем он сейчас занимается?

– Я слышал, он киллер высокого класса…

– Где его найти, ты знаешь?

– Я не знаю. Но есть люди, помогут… Только должен предупредить сразу – он, как мне говорили, привык к высокой оплате и не прощает тех, кто его кидает… Но лучше его спеца найти трудно…

Рекомендую подумать…

Источник: http://1071g.ru